– Старая берёза стоит качается , а на душе всё равно тоскливо.

— Из Базеля. Одно скажу вам, дети: не вздумайте отправляться в Эльзас! Избегайте Страсбурга и пуще огня бойтесь Кольмара! Там теперь прямо-таки каторжная обстановка, и вам не поможет ни Матиас Грюневальд, ни его Изенгеймский алтарь.

За нелегальный въезд — три месяца тюрьмы; в любом другом месте вас приговорят максимум к двухнедельному сроку. За второй въезд — полгода. А тюрьмы там — форменные каторжные дома. Итак, дети, не езжайте ни в Кольмар, ни в Эльзас.

— Каково теперь положение в Италии? — спросил Классман.

Мориц Розенталь взял было бокал красного вина, который Эдит поставила перед ним, но его рука сильно задрожала. Смутившись, он поставил бокал на место.

— Италия кишит германскими агентами, — сказал он. — Нам закрыта дорога туда.

— А в Австрии что? — спросил Вазер.

— Австрия и Чехословакия — настоящие мышеловки. Единственное, что осталось нам в Европе, — это Франция. Постарайтесь закрепиться здесь.

— Ты слышал что-нибудь о Мари Альтман? — спросила Эдит Розенфельд после недолгого общего молчания. — Последние известия о ней пришли из Милана.

— Знаю. Теперь она в Амстердаме. Нашла себе место прислуги. Ее дети в одном из швейцарских пансионов для эмигрантов. Кажется, в Локарно. Ее муж в Бразилии.

— Тебе удалось повидать ее?

— Удалось. Незадолго до ее отъезда в Цюрих. Она была абсолютно счастлива — все ее близкие так или иначе устроены.

— Известно ли вам что-либо о Йозефе Фесслере? — спросил Классман. — Он жил в Цюрихе и ждал получения вида на жительство.

— Фесслер застрелил жену и застрелился сам, — ответил Мориц Розенталь так спокойно, словно рассказывал про пчеловодство. При этом он смотрел не на Классмана, а на дверь. Классман и остальные молчали. На минуту стало совсем тихо. Все притворились, будто ничего не слышали.

— А Йозеф Фридман встречался вам где-нибудь? — спросил Брозе.

— Нет, но мне известно, что он сидит в зальцбургской тюрьме. Его брат вернулся в Германию. Говорили, будто он попал в концлагерь на «перевоспитание». Осторожно, словно драгоценный кубок, Мориц Розенталь поднял обеими руками свой бокал и медленно выпил его.

— А что поделывает министр Альтгоф? — спросил Марилл.— Этот живет блестяще. Шофер такси в Цюрихе, вид на жительство и разрешение работать.

— А Бернштайн?

— Бернштайн в Австралии. Отец его в Восточной Африке. Максу Маю особенно повезло — он стал ассистентом зубного врача в Бомбее. Работает, конечно, нелегально, но ест досыта. Левенштайн сдал в Англии все необходимые экзамены и теперь имеет адвокатскую практику в Палестине. Актер Гансдорф играет в цюрихском государственном театре.

Шторм повесился... Эдит, а ты помнишь правительственного советника Биндера из Берлина?

— Помню.— Биндер развелся. Ради карьеры. Он был женат на одной из дочерей Оппенгеймера. Его жена отравила себя и детей.

— Папаша Мориц Розенталь ненадолго задумался. — Вот примерно все, что я знаю, — сказал он затем.